Пятое время года
Ольга Сокиркина
Какая дивная в этом году осень, дивная. Особенно здесь, на этой старой даче, где стены имеют память и умеют хранить тайны. А сад, он не роняет листву, не сбрасывает, а будто срывает с себя старую одежду, прогоняет надоевшие мысли. И листья, летом не знавшие такого волнения, такой страсти, преданно поддаются чему-то новому, чему еще нет названия наперекор условным обозначениям сезонов и, может быть, здравому смыслу. Даша стояла у открытого окна, растворяясь в золотой теплоте осеннего полдня. На письменном, старинном столе в простом стакане томились последние бутоны белой розы.
Не давал покоя сон. Как всегда сон. Ничего особенного, только сердце билось громче боя этих безумных дедушкиных часов в гостиной. «Бом-бом-бом! - спросили часы, - а что собственно случилось?» Да ничего. Просто явление. Просто мечта приобрела реальные очертания в нереальном пространстве сна. И ОН был так не похож на других.
Даша вышла в сад. С дерева упало яблоко и ударилось о землю с каким-то особенным звуком, какой издает печатная машинка, ставя уставшую точку. Звук отрезвил. Потянуло в город, в омут московских листопадов, к делам, подругам, суете. Поезд менял скорость, и в окнах то проплывала, то мелькала кудрявая рыжая осень. «Тук-тук-тук, - тревожились колеса. - Что за сон, вещий сон?»
Город встретил воскресной тишиной. Он величественно позволял быть в нем. Он знал, что любим во все времена и погоды. На его улицах изнеженно дышала осень. Навстречу летело маршрутное такси. В салоне суетливо расплачивались.
- Не поеду, будем стоять! Один не заплатил!
-Господа, а, может быть, посидим, пообщаемся, устроим праздник, познакомимся! Вот Вы, девушка в красном, как?
Машина все же поехала, услужливо останавливаясь по требованию. Они вместе вышли на одной остановке. Между домами чернел Лосиный остров. Ветер приносил из глубины его чащи отрывки страшных сказок, загадочные звуки и пряные запахи безумных ночей. Там, наверное, сейчас звезды падают на землю и смешиваются с листьями, и деревья ходят друг к другу в гости.
- Меня зовут Сергей. Знаете, проснулся сегодня среди ночи, смешно, но сон увидел красивый. Я летал вместе с девушкой над дорогой, очень ровной, а на обочинах трава зеленая. И девушка была в красном, как вы. Вы верите в судьбу? Тогда дайте ваш номер телефона, иначе я буду ждать вас до утра, тем более что первые три цифры я знаю.
Это так редко бывает, когда еще четыре цифры могут пообещать счастье. Ночные звонки заставляют вздрагивать и не дают заснуть или от беды или от счастья. Этот звонок был особым, будто бы телефон влюбился первым и неумело начал подражать соловью:
- Это Сергей. Доброй ночи. Сегодня был хороший день. А завтра дождь, и настоящая осень: Дождь смоет старое. А какое время года вы любите?
- Пятое. Понимаете?
Они простились, но даже расставанье было похоже на встречу. Но даже разлука, вставшая на пути двух пешеходов, вышедших когда-то из разных пунктов, напоминала свидание. Погода томилась неизвестностью, меняясь в одночасье, нарушая прогнозы и отвергая приметы. Утро оказалось хмурым и ленивым. Шел обычный, виденный много лет, нудный дождь. Проходили дни. Предзимье делало тротуары стеклянными, деревья прижимались к домам, и молчал телефон. Но однажды, когда календарь потерял последний листок осени, и стрелки часов известили о зиме, телефон обрел дар речи:
- Пообещай мне не исчезнуть. Я найду страну, где есть пятое время года, - скрывая проблемы, говорил Сергей.
- Подожди, такой страны нет, ее нельзя найти на карте!
Телефон-телефон, ты лучше почтовой тройки, надежнее гонца и быстрее голубей. Но откуда эта беспомощность собственного голоса и самоуверенность неправильных поступков, прошитых насквозь стежками прерывистых телефонных гудков: Отбой.
«Какая снежная в этом году зима! А небо будто взбесилось - засыпает Москву и нас вместе с нею. А что, если мы все останемся под снегом? А потом пророем тоннели, вырвавшись из плена своих домов? Интересная мысль: город из разноцветного льда, очень серого в центре, белого на окраинах, голубоватого где-нибудь в Подмосковье. И куда же я пойду в первую очередь, получив прописку на улице «Веселых снеговиков» вместо улицы Щербаковская, где дети будут из льдинок складывать слово «СОЛНЦЕ» и поедать мороженое. Куда же? Наверное, туда, где встретил ее, - сигналы машин вывели Сергея из мечтательного состояния и рассуждений о том, как вывести гибрид счастья, исходя из имеющихся климатических и прочих факторов. – А что ты можешь дать ей в жизни, «супермен»? Что можешь пропеть о своей непутевой жизни, просто <причесанной> сверху. О жене, которая не жена, но родила сына. О проблемах на работе. О том, что она - Ангел, а ангелы - это тяжелая ноша для обычного современного мужика, грешного даже во сне».
Загородное шоссе отливало серебром. Скорость превращала пейзаж в гармошку кардиограммы: на бледном фоне снега то выше, то ниже были обозначены построившиеся в ряд продрогшие деревья и крыши поселков.
- Что-то ты задержался?- спросил вышедший навстречу Игорь, - чумной ты какой-то с самой осени: кочуешь где-то, и связей порочащих вроде бы не имеешь. Что не есть хорошо.
- А это что за фазенда рядом? Дом вроде дряхлый, но с претензией. Ты смотри яблоки висят красные во льду, не дерево, а елка. А вдруг яблоки молодильные?
- Я озабочен твоим интересом к этим яблокам: ведь, будет тебе известно, что <моложавые золотые яблоки в сущности «живая вода»: они смогут вернуть дряхлому старику молодость плейбоя, - назидательно блеснул знаниями Игорь.- Там
жили старики, а теперь внучка наведывается. Культивирует сорняки. Сама - ничего особенного. Когда надевает красное платье, бывает даже сексуальной, а так - не знаю. У нас сюрприз. Хансик из Америки прилетел. До этого был в Италии, там выучил итальянский. По России, говорит, соскучился. Чего в жизни не бывает. Видишь, как живем: опять счастливее всех.
- Ханс, слышал, ты живешь на яхте? Не хочешь Сергея взять к себе матросом, а то совсем плох. В задумчивости сидит, пытается сосчитать полоски на вельветовых штанах. Сколько насчитал, Серега? Не в себе - влюбился, а значит, одна половинка отделилась и мыкается, - жалобно рассказывал Игорь, стараясь не смотреть в глаза Сергею.
- Ребята, ну как с вами интересно! А что is girl sexy? Похожа на итальянку Лилу из нашего университета, которая пела песню о розовых подвязках? И еще всегда очень интересно говорила « Привэт!», применяя невербальные средства, о-о-о:
- Нет, мне кажется, что она похожа на Ширли, культурную американскую девушку, которая всегда извинялась и говорила: «Айм : я сегодня без накраситься?. Ты не стал серьезнее, Хансик, даже став женихом богатой невесты. А про русскую Незнакомку мы ничего не знаем, кроме того, что он ее не достоин, как ему кажется. Но при этом сильно Fall in love. Хочешь с соседкой познакомлю? Сергей!
- Ребята, давайте выпьем за любовь! Это бывает и в Америке. А в России только это и есть. За любовь! Здесь даже зимой стоят с примороженными цветами.
Думаю, что в России пять сезонов. Один - вечный, то ли счастье, то ли рок. Но это ваши проблемы!
- Что? Что ты сказал, Ханс, повтори! - слетел со стула Сергей.
- Ничего, просто русские немного крейзи, жить в таком климате и с такими проблемами можно, только придумав что-то. Бог помог вам, он дал вам много любви. Мне трудно объяснять это по-русски. Вы всю жизнь ищете любовь:
- А ты нашел тридцать восемь парикмахерских в глубоких глазах Дженнифер, умник ты наш, так мы и не выбили из тебя практичности сына миллионера. Но это к лучшему, будем летать в Нью-Йорк делать модные припарки своим> лысинам, - подключился Игорь.
- Кстати, Сергей, у твоей бывшей жены виза, можешь поздравить американского парня.
- Пусть катится, - как можно доброжелательнее выразился Сергей, - погода какая-то бредовая: ветер с талым снегом. А ты, Ханс, всем доволен. Послезавтра Калифорния.
- Ребята, но я же всегда возвращаюсь!
- И все это ради искусства - искусства жить, имеется в виду. Сравнительно-сопоставительный метод изучения счастья, - ехидно добавил Игорь.- Все равно у нас счастья больше: весна чувствительнее, девушки красивее, яблони золотые молодильные яблоки родят, скоро экспортировать будем!
КАКАЯ капризная в этом году весна. Московская весна примеряла то мартовский снег, то майское тепло. Деревья и трава не могли понять, что же лучше сделать - взорваться зеленым цветом или помедлить. Все шло своим чередом, и никто не замечал двух людей, устало идущих по лабиринтам улиц и дней. Даша уже не ждала. Сергей перестал искать ее, узнав, что она переехала, и «четыре цифры для счастья» ее телефонного номера принадлежат другим людям. Май томил душу. Шоссе и железная дорога бежали параллельно, дружелюбно перекликаясь. Прошлая осень и воспоминания о нем затерялись за дальней далью бессонных ночей, имя перестало упоминаться. И только холодные зеркала, казалось, иногда кривились усмешкой. Он проводил жену и сына в Америку, уверив себя, что мальчику там будет не плохо. Часто приезжал к другу, который жил у «Лосей на рогах», как он образно называл этот район. Показалась станция. Наконец-то и шоссе и железная дорога соединились, как соединяются параллельные линии вопреки законам геометрии, когда проходят там, где что-то объединяет их, заставляя забыть святое упрямство правил. Каждый еще шел своей дорогой. Он надеялся, что друг на даче. Она хотела увидеть цветущий сад. Дверь легко открылась. И дом впустил свою хозяйку. Часы пробили приветствие. Только что-то странное происходило с дверью: замок не закрывался. Словно дом ждал гостей и боялся, что она сама может помешать им. Даша прошла в комнату. В это время стукнула дверь. Чужие шаги.
- Здесь кто-то есть? Я друг вашего соседа Игоря: Его нет. Извините. Она появилась на пороге. Сто молний и солнц рассеяли темноту, сто бабок нашептали эту встречу, сто дорог перекрестились друг с другом, сто лет одиночества прошли мимо.
- Ты: - выдавил Сергей, - но только не в красном. Это ты? Я искал тебя, я так долго искал тебя.
- Я: - тихо сказала Даша, - но не в красном. Я так долго ждала тебя.
Туман какой!
Туман был похож на матовое стекло. Деревья словно вырастали из него. Они казались маленькими и неуклюжими для такой огромной бесформенной вазы. Цветущие яблони пытались вырваться из этого плена, но лишь беспомощно чертили
своими ветвями непонятные письмена на неровном полотне тумана. И дом был взят в кольцо, как будто кто-то заботливо обвел круг-оберег, впустив туда только тех, кому предписано было судьбой быть здесь. Дверь так и оставалась открытой. Туман серой кошкой пробирался в дом. Они стояли на пороге. Он виновато рылся в карманах кожаной куртки и чувствовал себя то счастливым человеком, то полным идиотом. Она смотрела на него тем долгим, не понятным мужчинам взглядом, который будто бы ничего не выражает, но запоминает то единственное мгновение, которое еще остается до счастья. Тишину нарушил мелодичный звук: что-то упало и покатилось по полу. Они пошли следом и остановились в центре комнаты, наклонившись над тонким кольцом. Часы пробили без четверти полночь.
- Я купил его в тот день, когда понял, что потерял тебя.
- Скоро лето. Осталось только пятнадцать минут. Ты случайно не знаешь, что надо делать в последние минуты весны? - лукаво спросила Даша.
- Как говорят мудрецы - целоваться: Ночь, добрая волшебница, как в сказках, за считанные часы перекраивала жизнь. Короновала любовью. Летала темнокрылой бабочкой. Рассказывала сны.
- В твоем доме так много комнат. Зачем ты показывала мне их именно ночью? Они все разные: мне было и хорошо, и плохо, и ужасно. В каждой комнате за окном была своя погода. Помню, лил холодный дождь, потом огромный зал, и к окнам так близко росла сирень, или комната-пенал - синяя от снега: Ты менялась: я видел то девочку, то взрослую женщину. Я хотел уйти, но не мог. Ты хотела уйти, но не могла. Что это было? Я слишком хорошо помню, что чувствовал при этом. Только одно, что никогда не менялось: что я люблю тебя: Что читаешь?
- Читаю ответ на твой сон. Жизненная константа - пятое время года: <То пятое время года, Только его славословь. Дыши последней свободой, Оттого, что это - любовь>.
Это написала Ахматова почти сто лет назад. И это гениально: как жизнь.
- Да, а какая там погода? - спросил Сергей.
- Прекрасная! Это же пятый сезон.
А в мире хлестал ливень. Он оставлял на оконных стеклах узоры, слепленные из лепестков цветов и горошинок пыльцы. Оторванные сильным ветром листья березы приклеивались к дождевым каплям. Это было уже не окно, а калейдоскоп наступившей новой жизни. И еще предстояло увидеть много загадочных картинок, переворачивая хрупкую игрушку, напоминавшую детство. «Динь-дон-дан» - отсчитывали время часы. Но, кажется, их опять никто не слышал. И солнце долькой лимона показывалось на мгновенье, делая светлее мрачные грозовые тучи, похожие на разлитый черный чай.